Достоверно
сказать, что Ружа Цагаровна Бакуринская знакома с Янушем Вулцем нельзя, и
причина этого не банальна: Януша Вулца не существует в общепринятом смысле – он
привидение, для тех, кто верит в призраков, и бес, для тех, кто склоняется к
этой форме объяснения потусторонних сущностей. Так или иначе, Януш Вулц
принадлежит к той форме бытия, которую мы, не сомневаясь, отнесем к миру иному.
Его нет, если говорить совсем просто.
Врачи Ружу
Цагаровну боятся и уважают, общаться с почитаемым преподавателем без крайней
необходимости стесняются; голос дьявола звучит, не опошляясь физическими
несовершенствами; Бакуринская голосу внемлет. Итог прост: опытные студенты в
состоянии отличить Ружу-просто от Ружи-с-воплощением Януша Вулца, новички
теряются, вплоть до участия докторов.
- Но все это
схоластика и философия, – говорит правитель (так всегда величали ректора).
У него в
кабинете нет рояля, есть арфа, а стены увешаны духовыми инструментами.
Считается, что у правителя еще есть голая негритянка, но это просто догадки,
которые никто не обсуждает всерьез.
- Студенты
поют? – продолжает правитель. – Строят гармонические последовательности? Пишут
диктант! – его слова наполняются агрессией, и чья-то мама, пришедшая спросить
про Ружу Цагаровну, уже боится правителя, и диктанта боится, и жалеет о своей
решимости. – Я вас, как-никак, спросил... – ректор проводит карандашом по
струнам арфы, и та плачет. – Может быть мне спросить еще раз?
Маме хочется
умолять отпустить карандаш, ее отпустить... оставить в покое арфу и пускай все
будет так, как есть, хоть бы и с диктантом. Но рот не слушается, и она уходит
молча, кланяясь и ища воздуха.
Зайти к чаду
она тоже не решается, из-за двери полыхает адом, и черти визжат.
- О боже...
– дышит она мерзлым воздухом на улице, радуясь, что преисподняя отпустила ее.
…
Сама пьеса,
звучавшая из кабинета Ружи Цагаровны, была написана на доске, и я вам скажу,
что стирать эту пьесу кощунственно. Увидев эту запись, студенты останавливаются
и впадают в задумчивость, их приходится тормошить, напоминать кто они, где
они... – то, что называется пространство-временным континуумом, теряет, во
впечатленном студенческом уме, свою ориентационную функцию.
Представлялся
Дюрер, расписывающий доску в негативе – мелом – но обретший в новой форме,
ранее неведанное вдохновение.
Фреска,
опиралась локтями, коленями, животом на нестрогие по точности нотные станы (по
ним, видимые издалека, ползли монахи черные и правды алчущие). Станы рвались
(вероятно под тяжестью греха, если не уходить от аллегорий), монахи падали,
музыка кричала визгливыми кластерами, затушевавшими самое дно партитуры. Вверху
зияла вечность, изображенная прозрачными и пролонгированными в никуда аккордами
До мажора.
Ружа
Цагаровна играла сидя, играла стоя, она пела... – в общем, пребывала в образе.
Студенты
ничего не спрашивали. Они молча приходили, впечатлялись и уходили другими. В
существование Януша Вулца (вероятно автора фрески и ее содержания) верили
свято. И музыка для студентов становилась священнодействием, которым заниматься
всуе грех.
В этой вашей музыке бог знает что творится! Я как-то видела музыкантов... вроде ничего такого, на первый взгляд.
ОтветитьУдалитьСмешно))) это только на первый взгляд!
УдалитьЧто там у вас, зима началась?
УдалитьМы под дождем мокнем...
У нас все льет. Хоть и вовсе забудь про улицу.
УдалитьБа! А Януша Вулца Вы у меня подсмотрели 😁
ОтветитьУдалитьПодсмотрел. Очень мне понравился Януш Вулц.
Удалить