(из записок
Ружы Цагаровны Бакуринской)
«Музыка г-на
Морок-Можайского дрыгает лапами как кошка, наступившая в лужу. Виолончели тут
не место, так прошу г-ну Морок-Можайскому и передать.
Взгляните
сами на это несчастье: виолончелист, разумеется, не выдержав дрыганья, сбежал в
буфет выпить водки, стреножив прежде стул (чтобы и тот не ретировался); теперь бедолага,
спасая музыку, водит свободной ногой вместо смычка по струнам и ошалелый
инструмент ревет белугою. Дирижер, он же автор, выглядит довольным.
В другие
времена виолончель позировала для портретов и с ней обращались как с дамой; а
что теперь...? – кабак!
…
У виолончели
именины. Собрались все. От имени коллектива, имениннице презентовали новый
смычок: совсем еще крошку, но крепкий – говорят, самый сильный из выводка.
Затеяли квартет, испробовать его. Но нет, малыш растерялся и все норовил
спрятаться новой мамке под юбку.
Кончилось
тем, что кларнетисты, явившиеся позже и уже подшофе, предложили дать малютке
пуншу. Вот тут то и началось... думается, г-н Барток, свои опусы применительно
к таким случаям и писал. Сбежались соседи, кто-то вызвал полицию и на этом празднество
окончилось.
…
Ходят слухи,
что за оградой Новодевичьего кладбища есть специальное место, где хоронят
умершие виолончели. Дескать, музыканты так привыкают к своему инструменту, что
вот так запросто взять и выбросить... к тому же ее тело как раз соответствует
размерам среднего роста, упитанной женщины».
В Сербии евреи хоронят книги, если верить Павичу. А в России, стало быть, виолончели. Вот она, разница культурных традиций.
ОтветитьУдалитьЛюди нигде не любят хоронить. А столько вещей, мыслей и дел пора бы закопать... иной раз кажется, что мы окружены покойниками.
Удалить