Bydło
- Ты жив,
Станислав Каролевич? – спросил Иван Никитич.
- Мертв, –
ответил тот и незамедлительно умер.
- Эх... –
только и сумел крякнуть Иван Никитич, вслед за ним отдавая Богу душу.
Вьюга
кончилась, не успев до конца замести двух гусей – белого и серого – так и
остались они лежать у обочины, двумя еле различимыми кучками.
…
Тяжко и
увесисто хрустел свежий снег на промерзшей дороге. Мерно катилась большеколесая
телега, шумно дышали волы, а солома...? – солома время от времени вываливалась
с телеги, оставляя на земле пунктир желтых отметин, словно боялась потерять
дорогу домой.
Самуэль
Гольденберг думал неспешно: «Если отец отправляет меня на рынок и дает в
придачу Шмуйле, значит двенадцать лет, – это тот возраст, когда к слову человека
будут прислушиваться со всем вниманием. А какое может быть внимание, когда
человек тараторит? Тара-тара – тору-тору...», – он не заметил, что начал
говорить вслух.
- Я все
расскажу ребе! – Шмуйле наставительно погрозил мизинчиком. – Тора – это не таратора,
даже если ты сын мясника. Разве что ты дашь мне назад мою книжку, обманщик.
Волы думали
о своем: «Сено-сарай... сено-сарай... сено-сарай... – правая нога – сено, левая
– сарай: никогда не собьешься со счету, – но мороз проклятущий! Что они там шепчутся
в телеге?».
- Ну-ко,
Лопа, обернись, – попросил Попа.
Лопа
послушно обернулся и получил хлыстом.
Молча пошли
дальше. Того что слева звали Попа и оборачиваться он не мог, болела шея; когда
надо было, оборачивался правый – Лопа – и получал хлыстом: раз и навсегда
установленный порядок.
-
Предложение, не лишенное своей выгоды, – подумав, ответил Самуэль Гольденберг, используя
выражение, заученное перед поездкой на рынок. – Я отдам тебе книгу, ты забудешь
свои фантазии за пять минут, и будешь читать вслух?
«Никогда ничего
не отдавай не торгуясь – говорил отец – люди уважают тех, кто ценит товар
высоко; дорогой товар – хороший товар: дело только в цене, человеку приятно
купить дорого».
Шмуйле
чувствовал себя в выигрыше и согласился незамедлительно. Однако, что-то
шевельнулось у него в уме и почти уже взяв книгу из рук Самуэля Гольденберга, он
спросил:
- Ну ведь ты
же, конечно, дашь мне подержать поводья, когда я прочту первую главу?
- Две, –
ответил Самуэль Гольденберг.
- Полторы.
Телега
подпрыгнула на кочке и кособоко вильнула; Лопа, опять обернувшись, смотрел на
мальчиков немигающим взглядом, силился понять, о чем там речь.
Самуэль
Гольденберг замахнулся кнутом, но не ударил, – увидел что-то странное на краю
дороги. Натянул поводья, и телега остановилась.
- Шмуйле,
слезь, пожалуйста, и посмотри что-там лежит у обочины.
- Да-да-да!
– кривляясь, ответил Шмуйле. – Я полезу на обочину и пока будет выстуживаться
моя солома, Самуэль Гольденберг посидит наверху как царь Давид?
Ладно, полезли
вместе. Сперва палкой тыкнули (палка уперлась в мягкое), после уже разгребли
рукавицами снег и ахнули!
- Гуси! –
ахнул Самуэль Гольденберг.
- Гуси...
эхом повторил Шмуйле.
-
Так-так-так... мы везем яйца, верно? Верно. Вопрос простой как дважды два! Яйца
и доход с яиц отцу, а гуси и доход с гусей кому?
- Нам! – ни
секундочки не раздумывал сообразительный Шмуйле.
Вкинули
гусей в телегу, соломой прикрыли и дальше поехали в молчаливом предвкушении:
- Самуэль
Гольденберг представлял себе сундучок, доверху набитый золотыми монетами.
- Шмуйле, по
наивности душевной, на горизонте мечтаний видел конфеты и пряники; ну, может
еще и на карусель хватит...
- волы были
попроще: сено-сарай – сено-сарай.
А-ха-ха!
ОтветитьУдалитьА у Гартмана, помнится, Самуэль Гольденберг и Шмуйле были другого возраста.
Хорошая сказка выходит. Для взрослых, любящих сказки.
Как жаль, что уже нет с нами Модеста Петровича. То-то бы он потешился с Ваших интерпретаций, коллега! 😁
ОтветитьУдалить